Неточные совпадения
Было уже довольно много людей, у которых
вчерашняя «любовь к народу» заметно сменялась страхом пред народом, но Редозубов отличался от этих людей явным злорадством, с которым он
говорил о разгромах крестьянами помещичьих хозяйств.
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я не спал всю ночь, писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б письма не было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга,
говорили о счастье. И сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.
Я, например,
говорил об его убеждениях, но, главное,
о его
вчерашнем восторге,
о восторге к маме,
о любви его к маме,
о том, что он целовал ее портрет…
На настойчивый вопрос прокурора:
о каких деньгах
говорил, что украл у Катерины Ивановны, —
о вчерашних или
о тех трех тысячах, которые были истрачены здесь месяц назад, — объявила, что
говорил о тех, которые были месяц назад, и что она так его поняла.
На вопросы
о вчерашних деньгах она заявила, что не знает, сколько их было, но слышала, как людям он много раз
говорил вчера, что привез с собой три тысячи.
— Дмитрий ничего, хорош: еще дня три — четыре будет тяжеловато, но не тяжеле
вчерашнего, а потом станет уж и поправляться. Но
о вас, Вера Павловна, я хочу
поговорить с вами серьезно. Вы дурно делаете: зачем не спать по ночам? Ему совершенно не нужна сиделка, да и я не нужен. А себе вы можете повредить, и совершенно без надобности. Ведь у вас и теперь нервы уж довольно расстроены.
— Милое дитя мое, — сказала Жюли, вошедши в комнату Верочки: — ваша мать очень дурная женщина. Но чтобы мне знать, как
говорить с вами, прошу вас, расскажите, как и зачем вы были вчера в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер. Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с вами можно
говорить, вы имеете характер, — и в самых осторожных, деликатных выражениях рассказала ей
о вчерашнем пари; на это Верочка отвечала рассказом
о предложении кататься.
На следующий день, сидя на том же месте, мальчик вспомнил
о вчерашнем столкновении. В этом воспоминании теперь не было досады. Напротив, ему даже захотелось, чтоб опять пришла эта девочка с таким приятным, спокойным голосом, какого он никогда еще не слыхал. Знакомые ему дети громко кричали, смеялись, дрались и плакали, но ни один из них не
говорил так приятно. Ему стало жаль, что он обидел незнакомку, которая, вероятно, никогда более не вернется.
— Помилуйте, и без обиды натурально хочется узнать; вы мать. Мы сошлись сегодня с Аглаей Ивановной у зеленой скамейки ровно в семь часов утра, вследствие ее
вчерашнего приглашения. Она дала мне знать вчера вечером запиской, что ей надо видеть меня и
говорить со мной
о важном деле. Мы свиделись и проговорили целый час
о делах, собственно одной Аглаи Ивановны касающихся; вот и всё.
Мы знаем, что у Епанчиных, пока они оставались в Павловске, его не принимали, в свидании с Аглаей Ивановной ему постоянно отказывали; что он уходил, ни слова не
говоря, а на другой же день шел к ним опять, как бы совершенно позабыв
о вчерашнем отказе, и, разумеется, получал новый отказ.
Ромашов несвязно, но искренно и подробно рассказал
о вчерашней истории. Он уже начал было угловато и стыдливо
говорить о том раскаянии, которое он испытывает за свое
вчерашнее поведение, но его прервал капитан Петерсон. Потирая, точно при умывании, свои желтые костлявые руки с длинными мертвыми пальцами и синими ногтями, он сказал усиленно-вежливо, почти ласково, тонким и вкрадчивым голосом...
Мы
поговорили еще минут десять
о вчерашнем спектакле и расстались.
Холерина перешла, таким образом, в другой припадок, истерического самоосуждения. Я уже упоминал об этих припадках,
говоря о письмах его к Варваре Петровне. Он вспомнил вдруг
о Lise,
о вчерашней встрече утром: «Это было так ужасно и — тут, наверно, было несчастье, а я не спросил, не узнал! Я думал только
о себе!
О, что с нею, не знаете ли вы, что с нею?» — умолял он Софью Матвеевну.
Говорили об уничтожении цензуры и буквы ъ,
о заменении русских букв латинскими,
о вчерашней ссылке такого-то,
о каком-то скандале в Пассаже,
о полезности раздробления России по народностям с вольною федеративною связью, об уничтожении армии и флота,
о восстановлении Польши по Днепр,
о крестьянской реформе и прокламациях, об уничтожении наследства, семейства, детей и священников,
о правах женщины,
о доме Краевского, которого никто и никогда не мог простить господину Краевскому, и пр., и пр.
На другой день в городе только и
говорили, что
о вчерашнем скандале с гейшею да
о пожаре. Бенгальский сдержал слово и никому не сказал, что гейшею был наряжен мальчик.
У костра уж не было
вчерашнего оживления и разговоров. Все скучали и
говорили вяло и нехотя. Пантелей только вздыхал, жаловался на ноги и то и дело заводил речь
о наглой смерти.
Карета остановилась наконец перед гостиницей. Литвинов проводил обеих путешественниц в удержанный для них нумер, обещал зайти через час и вернулся в свою комнату. Затихшее на миг очарование овладело им немедленно, как только он вступил в нее. Здесь, в этой комнате, со
вчерашнего дня царствовала Ирина; все
говорило о ней, самый воздух, казалось, сохранил тайные следы ее посещения…
— Вы меня спрашивали, что я хотел сказать
вчерашним сравнением. Знайте же, я обманывать вас не хочу. Я
говорил о себе,
о своем прошедшем — и
о вас.
Ровно в одиннадцать часов зазвенел колокольчик. Через минуту она в первый раз показалась на пороге моей комнаты.
О, как я помню ее бледное лицо, когда она, волнуясь и стыдясь (да, стыд сменил ее
вчерашнее выражение), молча стояла в дверях! Она точно не смела войти в эту комнату, где нашла потом свое счастье, единственную свою светлую полосу жизни и… гибель. Не ту гибель,
о которой
говорил Бессонов… Я не могу писать об этом. Я подожду и успокоюсь.
Я подозреваю, что у него вчера вечером вышла с французом какая-то жаркая контра. Они долго и с жаром
говорили о чем-то, запершись. Француз ушел как будто чем-то раздраженный, а сегодня рано утром опять приходил к генералу — и вероятно, чтоб продолжать
вчерашний разговор.
Тут начинались разговоры — разговоры неторопливые, с промежутками и роздыхами:
говорили о погоде,
о вчерашнем дне,
о полевых работах и хлебных ценах;
говорили также
о близлежащих помещиках и помещицах.
На другой день, когда он вошел, Ася покраснела; хотела было убежать из комнаты; была грустна и, наконец, припоминая
вчерашний разговор, сказала ему: «Помните, вы вчера
говорили о крыльях?
Стали беседовать
о вчерашней драке, разыгравшейся на лестнице между живописцем вывесок и пьяным приказчиком. Хозяйка сообщила несколько новых подробностей; она узнала их утром от жены живописца. Но вскоре разговор истощился; вчера они уже часа три
говорили об этой драке.
После обеда Лев Николаевич предложил нам пройтись. Было ясно и солнечно, в колеях обсохшей дороги кое-где блестела вода от
вчерашнего дождя. Лев Николаевич шел своей легкой походкой, ветерок шевелил его длинную серебряную бороду. Он
говорил о необходимости нравственного усовершенствования,
о высшем счастье, которое дает человеку любовь.
— Серьезно. История с депешей — знамение в некотором роде. До
вчерашнего дня я мечтал, как неразумное дитя,
о каком-то радужном конторском месте… Вчера… или нет, сегодня ночью… после расскажу, в какой обстановке… почувствовал я, со всей горечью, свое убожество… понимаете, как члена общества… а теперь вот сознательно
говорю вам: бросьте, не хлопочите, не хочу я быть ничем, кроме того, что я есть.
— Его величество, сегодня вспоминая
вчерашний бал, только и
говорил о Зинаиде Владимировне… Сильное впечатление произвела, сильное.
Я не
говорила еще с Лизаветой Петровной
о вчерашнем вечере, но знаю, что она должна быть такого же мнения.
— А мы только сию минуту
говорили с графом
о вчерашней вашей истории. Негодяи! под моим именем!.. Это гадко, это постыдно! Кажется, если б мы имели что на сердце друг против друга, то разведались бы сами, как благородные рыцари, орудиями непотаенными. Мерзко!.. Я этого не терплю… Я намерен доложить государыне. Поверьте, вы будете удовлетворены: брату — первому строжайший арест!
Давно превратился в желтую пыль золотистый песок, усыпавший дорожки, и
вчерашняя праздничная шелуха подсолнухов удивляла глаз;
о чем-то мирном, простом и веселом
говорила она, когда так сурово, так больно, так задумчиво и грозно было все в остановившейся природе.